Прыгнули. Отчасти за счёт того, что добыча ресурсов в Поясе оказалась внезапно рентабельнее (и несравнимо экологичнее), чем разработка истощившихся месторождений планеты, отчасти за счёт создания пусть искусственного, но зато внешнего относительно планеты рынка, что вывело её экономику из стагнации. Но не в последнюю очередь за счёт того, что активные жители Земли нашли, наконец, куда нацелиться встроенным в попу шилом.

Первые системные корабли и базы — это был ужас на ужасе. Ненадёжные, тесные, опасные, стенки можно было чуть ли не пальцем проткнуть, а главное — чёртова невесомость, которая превращала первых космиков в инвалидов за считанные годы. Да, станции представляли собой в те годы нечто вроде волчка, где жилые отсеки располагались по окружности, и центробежная сила давала возможность хоть как-то ходить ногами по полу, но это было неприятно и неудобно. Тем не менее, на удивление, тысячи людей были готовы вращаться в консервных банках в вакууме, питаясь сублиматами, лишь бы не торчать на опостылевшей планете.

Правда, уже у этой, первой волны Экспансии обнаружился любопытный эффект — отправив в космос самых активных, сами планетяне скатились в ещё больший эскапизм. Именно тогда появилось понятие «социального балласта» и капсулы. Недолго побывшее единым Человечество снова разделилось на две неравные части, причём каждая смотрела на другую с брезгливым недоумением.

Ситуацию отчасти сгладили гравитаторы. Были ли они найдены на Церере готовыми, как считают конспирологи, или там просто разместили заводы по их производству из-за удобной логистики и изобилия ресурсов, никто не знает, но они повысили комфорт космических перелётов и жизни на станциях достаточно, чтобы освоение Солнечной перестало быть подвигом, а стало обычной работой. Это сгладило социальные противоречия, но потом появились резонаторы и с ними чёртов траверс...

***

— Капитан, я вижу, вы сомневаетесь?

— У меня такое чувство, что я пожалею о любом принятом решении. В шахматах эта ситуация называется «цугцванг», когда хорошего хода просто нет, и приходится чем-то жертвовать.

— Чтобы у вас было больше материала для размышлений, я снова приглашаю вас в гости к себе.

— В симуляцию?

— Именно. Вы сможете посмотреть на неё своими глазами и поговорить со мной не через динамик на стене.

— Так ты станешь ещё более убедительной? — усмехнулся я.

— Это не ловушка, капитан. У нас манёвр траверса через несколько часов, я должна обеспечить ваше пребывание на мостике, вам ничего не угрожает. Кроме того, вы можете не закрывать капсулу и поставить таймер. Как вам предложение?

— Довольно подозрительное, но я им воспользуюсь. Где ближайшая свободная капсула?

На барже незанятые капсулы есть в нескольких отсеках, но я выбрал тот, где лежат моя дочь с её матерью. Если верить моей галлюцинации — жертва и та, кто в неё стрелял. Это лишь озвученная голосами в голове гипотеза, и объясняет она далеко не всё. Почему она стреляла в дочь? Почему потом потащила в капсулу? Почему легла рядом сама? Непонятно.

Выставил таймер, заблокировал крышку капсулы подходящей железкой из мастерской. Хоть я и не думаю, что Катерина захочет захватить меня в виртуальный плен, в этом просто нет смысла. Я уже там был, и она меня выпустила.

— Привет, дорогой, — сказала Катенька.

— Ты называла меня «дорогой»? Как-то это не идёт к твоему имиджу.

— Надо же как-то тебя называть? Имя может вызвать каскадную интерференцию, а ты нужен мне сейчас хотя бы относительно вменяемым.

— Ты же не она, верно? Ты искин Катерина. Зачем ты пытаешься имитировать женщину, которую я даже не помню?

— Мне показалось, что это увеличит степень доверия между нами. Вы не узнаёте это место?

Я огляделся. Мы с женщиной, чрезвычайно похожей на более молодой и счастливый вариант той, что лежит в капсуле рядом, стоим у большого панорамного окна, за которым шикарный зелёный сад. Это Земля-ноль, материнская планета, и, если бы это не была симуляция, у меня бы сейчас закружилась голова от неба над головой.

— Нет, не узнаю, а должен?

— Это дом, в котором вы жили на Земле. Он принадлежал мне, точнее, ей... Ну, вы поняли.

— Мы жили с ней на Земле?

— Да, последние месяцы беременности. Она настояла на том, что рожать будет на планете, и вы согласились. На самом деле, она надеялась сделать аборт, в котором ей отказали космики, но не вышло — её родители были категорически против, а она не смогла настоять.

— А почему они были против? Вряд ли им был нужен зять-«соло».

— Они хорошо знали свою дочь, и были уверены, что, если бы не эта случайная беременность, никаких внуков им вообще не видать. Она категорически не собиралась иметь детей, активно поддерживая актуальные на тот момент чайлдфри-тренды, внедряемые массовой культурой. Беременность ненадолго смягчила её характер, так что эти полгода были коротким, но самым лучшим периодом ваших отношений. Это была почти семья и почти любовь.

— Поэтому ты решила изобразить мне её? Откуда ты вообще всё это знаешь?

— Она лежит в моей капсуле, подключённая к моей симуляции.

— То есть она каким-то образом где-то здесь? Я могу поговорить с ней?

— Могли бы, если бы я позволила. Но это слишком опасно.

— Как ты там выразилась, «каскадная интерференция»?

— Да, общение с вашей бывшей, хотя и не состоявшейся женой может вызвать в памяти процессы, о которых мы не раз уже говорили. Распад текущей личности и потеря разума. Не говоря уже о том, что она вряд ли будет рада вас видеть.

— И тем не менее, ты изображаешь именно её.

— Я и есть она в каком-то смысле. Её личностный слепок был референсом при моём обучении как мыслящей модели.

— Почему?

— Она меня создала. Почему такой? Потому, что это был наиболее доступный материал. Или потому, что ей было одиноко. Или потому, что ей нужна была соратница, разделяющая её идеи. А может быть, никакой причины не было, и она вообще над этим не задумывалась. Создание и обучение ИИ было её работой. Она создала многих из нас, и быть похожей на неё — своего рода честь.

— Ладно, зачем ты позвала меня сюда? Эту трогательную историю можно было изложить через корабельную трансляцию, она бы ничего не потеряла.

— Я хотела показать вам кое-что. Сейчас, пока вы способны воспринять увиденное